Освобождение и день национального позора
Девятое мая — это, конечно, день торжественный. И хотя это уже не государственный праздник, все равно есть что вспомнить. Дань памяти в воскресенье на пражском Виткове отдал и президент Милош Земан, который внес свою лепту в то, что как раз 9 мая мы официально ничего не празднуем. Ведь он сам когда-то, будучи депутатом Федерального собрания, предложил перенести праздник на день раньше, ведь акт капитуляции нацистской Германии был подписан 8 мая в Реймсе. Однако русские по соображениям престижа добились того, что церемония повторилась еще и на следующий день в Берлине, который они взяли.
Тогда я, будучи депутатом Федерального собрания, не голосовал за предложение, считая его популистским шагом, которым Милош Земан просто хочет выделиться. Так же голосовал и другой депутат от Демократической инициативы и председатель партии Эмануэл Мандлер.
Но сегодня, по прошествии времени, я должен хотя бы частично признать правоту господина Земана.
В воскресенье президент Земан говорил о том, что мы празднуем годовщину капитуляции нацистской Германии, а капитуляция объявляется лишь однажды. Вот и все. Есть причина праздновать капитуляцию бесчеловечного и агрессивного тоталитарного режима, который своими амбициями угрожал миру.
Наше освобождение тогда, однако, двулико, как Янус. У нацистского режима, учитывая его характер, не было надежд на продолжение. Это было проявление коллективной истерии, коллективного бешенства, которое время от времени охватывает европейские народы и на котором невозможно выстроить ничего постоянного, а последствия этого опустошения бывают ужасающими. Вряд ли можно поспорить, что хуже этого в Европе еще не было ничего.
Но нам необходимо помнить о том, что за капитуляцией нацистской Германии последовала другая капитуляция, которая повлекла судьбоносные для нас и продолжительные последствия. Она шла медленно, несколько месяцев и готовилась, собственно говоря, еще во время войны: речь идет о капитуляции чешского общества, которое без особенного сопротивления отказалось по сути от всего, чего достигло за многие столетия: от либеральной демократии, основных ценностей гражданских прав и прав человека, от своего национального и государственного суверенитета, от принадлежности к западному сообществу и христианских (или, если хотите, христианско-иудейских, что, вероятно, точнее) корней всего этого.
Конечно, правда, что наша страна не только по собственной вине оказалась в страшном положении. Учитывая развитие ситуации, нашу судьбу также решали представители отсталой и жестокой восточной деспотии (тогда она называлась СССР) и их местные холуи. Но мы очень легко и с удовольствием приспособились. Мы купились на демагогическую болтовню о социальной справедливости, славянском братстве и гарантиях национального существования.
И мало кто сегодня осознает, насколько судьбоносным было, например, решение о жестоких репрессиях против национальных меньшинств (немцев, с помощью, в том числе, словацких венгров), решение, которое сразу же получило поддержку Сталина. Мы отказались от действия гражданских прав в нашей стране, которые распространяются либо на всех, либо ни на кого.
В замечательном романе Достоевского «Бесы» на примере одной необузданной революционной группы показывается, что самым лучшим связующим началом для таких объединений является совместно совершенное преступление (в романе это убийство). Эта часть чешской истории могла бы стать своеобразной иллюстрацией тезиса Достоевского. Так наше национальное существование было гарантировано на долгие годы — пребыванием в ненасытном брюхе русского медведя.
Разумеется, правда, что между нацизмом и русским большевизмом есть разница: нацизм был истерическим отклонением цивилизованного европейского народа. Его страшные последствия я не хочу преуменьшать, но оказалось, что это был лишь кровавый и ужасный эпизод. Германия без особенных проблем вернулась к своим хорошим европейским традициям. Однако большевизм — это одна из мерзких мессианских идеологий, в которых воплощается российский имперский комплекс. Тех, кем мы хотим овладеть, мы хотим не просто сожрать (как глупо признавались, например, нацисты), но и при этом спасти.
Конечно, нужно видеть, что российская агрессия основана на постоянном ощущении угрозы, редко обоснованном, но совершенно непреодолимом. Проблема состоит в том, что Россия давно не справляется со своей ситуацией, и агрессивная политика, опирающаяся на разные мерзкие мессианские идеологии, принесла огромные страдания не только жертвам, но и самому российскому обществу. Таким образом, Россия является постоянной угрозой для своих соседей и самой себя. И, во-вторых, эта политика и эти идеологии (большевизм — это лишь самая оформленная из них), к сожалению, отнюдь не эпизодичны (как немецкий национализм), а продолжительны и постоянны.
Вместе с этим правдой является и то, что последствия нашей капитуляции, о которой я говорю, были на первый взгляд исправлены ноябрем 1989 года. Однако эти последствия давно и значительно отразились на чешском обществе. Мы до сих пор от них не избавились. И это хорошо видно на современных Новых порядках, воплощенных Земаном и Бабишем. В 2012-2014 годах мы безотчетно, капитулировав, отказались от нашей демократии в том виде, в каком она существовала в 1945-1948 годах. Но на этот раз сделали это сами и без чужого вмешательства.
Об этом нужно знать. Об этом нужно всегда напоминать. Об этой капитуляции и об отказе от Европы, Запада, демократии и ее корней в 1945-1948 годах, а также о том, что сегодня мы безотчетно и невольно делаем это вновь. Поэтому мы должны отмечать майскую годовщину на двух уровнях. Мы должны праздновать День освобождения, но вслед за ним — и День национального позора. Не думаю, что этим днем обязательно должно быть 9 мая, хотя оно свободно. Но пусть, например, это будет следующий день — десятое.
P. S.: И одно небольшое замечание в конце. Говорят, что в 1945 году все заранее было предопределено, поскольку большую часть территории Чехословакии освободила русская армия. Это не совсем правда. Важность тогда имело не то, кто освободил большую часть ЧСР, а кто освободил Прагу. Не в чешских силах было это решать, конечно. Но в чешских силах было повлиять на это больше, чем мы сделали. Мы смогли бы этого достичь, если бы, однако, не были так идейно и нравственно разложены. У нашего алиби есть изъяны.